Глава 7

ДУРНАЯ ВЕСТЬ


Царь Александр I, устав терзаться сомнениями, будет ли новая война с Наполеоном или, авось, пронесет, весь июнь предавался балам и увеселениям в обществе польской знати.
С середины апреля царь жил в Вильне, все свои помыслы устремляя на то, чтобы разобраться, чем польские крали отличаются от русских дам. Помазанник божий как всегда преуспел в любовных интрижках и к концу июня уже мог заключить, что, хотя полячкам не занимать природного тепла, в русских женщинах гораздо больше первобытного пыла. Под сенью курносых белокурых паночек царь таял, как весенний снег, неизменно жалуя соблазненных им прелестниц во фрейлены, а их мужей - в камер-юнкеры; однако он никогда не забывал, что только в объятиях русских женщин может вновь ощутить себя избалованным дитятей, любимым внуком Екатерины Великой.
В ночь, когда французские войска переправлялись через Неман, русский царь был на балу, данном в его честь в загородном доме графа Беннигсена.
Александр почти не танцевал, сберегая силы. В свои тридцать пять он уже не питал иллюзий, что за один вечер его любовного задора может хватить более, чем на одну даму.
Царь не спеша бродил по залам, присматривая себе подходящую партнершу. Расфуфыренные, размалеванные полячки весело щебетали, изо всех сил строя ему глазки. Их мужья, мечтавшие получить от царя в придачу к рогам титул камер-юнкера, кивали ему на своих жен, строя слащаво-угодливые улыбки.
Но Александр медлил. Он находился в том капризном состоянии ребенка, который отвергает все предлагаемые ему лакомства, желая получить нечто одно, но такое, что может затмить собою всё.
И царственное терпение было вознаграждено.
Ближе к полуночи Александр неожиданно наткнулся на Элен, опальную жену графа Пьера Безухова. Ее мраморные плечи, как всегда щедро выставленные напоказ, живо напомнили ему каменные балюстрады столицы Северной Пальмиры. Охваченный жгучей ностальгией, царь потащил Элен в зимний сад.
Разочарованные полячки, кусая губы, с завистью смотрели счастливице вслед.
- Если бы вы только знали, ваше величество, как я рада вас видеть, - шептала Элен, шумно дыша грудью, которая, казалось, вот-вот была готова выпрыгнуть из лифа ее платья.
- О, графиня, а уж я так рад, так рад, - мурлыкал Александр, ведя ее под руку, - что мне не терпится излить на вас свою радость.
Жребий был брошен.
Генерал-адъютант Балашов, прибывший на бал с известием о нападении Наполеона, успел заметить, как царь с какой-то дамой прошмыгнул в зимний сад. Решительно продираясь сквозь танцующих, Балашов поспешил за августейшим. И едва не был сбит с ног потоком гостей, хлынувшим из-за сада.
Двери сада с грохотом закрылись.
- Осторожнее, господа, вы же меня уроните! - возмутился генерал-адъютант, повиснув на незнакомом польском вельможе. - Что случилось?
- Государь изволит всех гнать прочь, - на ломаном русском ответил поляк. - Они с пани желать тили-тили.
- Тили-тили? - не понял Балашов. - Музицировать, что ли?
Вельможа как-то странно взглянул на него и поспешно удалился.
Балашов хотел уже войти в сад, но каким-то шестым чувством почувствовал, что этого делать не следует. Он никогда не слышал, чтобы царь питал пристрастие к музицированию.
Пока Балашов топтался у дверей в сад, Александр, заключив в объятия Элен, шептал ей на ухо всякие милые глупости.
- Не будем тушить свет, mon ange, - говорил царь, целуя ее белую блестящую грудь, которая на ощупь была вовсе не столь холодна, как это казалось издали. - До сих пор не могу забыть, как в нашу последнюю встречу я путался в вашем французском белье. Я тогда весь извелся. Не кажется ли вам, что российское неглиже больше располагают к любви?
- А я всегда полагала, что французское белье больше волнует.
- Зато снимать его и дольше, и утомительнее. Ему недостает блаженной простоты российского покроя.
- Зачем же все так упрощать, ваше величество? Нам торопиться некуда.
- Как сказать, графиня. Обязательно ведь найдется тупица, которому вдруг захочется понюхать, как пахнут ночные фиалки в саду у графа Беннигсена.
- А помните, как поручик Ржевский в тот памятный сочельник принял вас за кота! - захихикала Элен. - И стал кидаться камнями.
- Напрасно вы смеетесь, - слегка надулся Александр. - Вы и представить себе не можете, как это больно и обидно - получить камнем по голой le cul.
- Ах, ваше величество...
- Саша, для вас я просто Саша, мой ангел.
- Ах, Саша, я бы не прочь попробовать.
- Что?! Вы хотите, чтобы я стукнул вас камнем по голой попке?
- Нет, зачем же камнем? Я имела в виду... не хотели бы вы меня отшлепать? В Европе нынче это очень модно. Вы читали маркиза де Сада?
- О-о! Вы еще спрашиваете, моя милая проказница! - восхитился царь. - Какая упоительная мысль! Я сгораю от нетерпения. Избавьте же меня скорее от вашего французского белья. Или я разорву его в клочья!
- Рвите, Саша. Я в вашей власти! - и, задрав платье, Элен отчаянно плюхнулась животом царю на колени. - Рвите, рвите, не жалейте... у меня этого белья целый гардероб.
Александр словно обезумел. Вцепившись зубами в кружева ее панталон, он стал раздирать их на мелкие кусочки.
При мысли, что он сейчас будет шлепать эту великосветскую даму, эту благородную графиню по голой попе, у царя на лбу выступила испарина. Приближаясь к заветной цели, он рычал и хрипел, как хищник, руки его дрожали, зубы отбивали барабанную дробь.
- Напрасно вы не погасили свет, - прошептала Элен, сладко жмурясь в предвкушении.
- Если... сюда посмеет кто-нибудь зайти... - прорычал царь, уже видевший перед собой кусочек ее мраморного зада, - я его укушу... загрызу... повешу...
Царь стал шлепать Элен ладонью по обнажившимся ягодицам. Изо рта у него торчал кусок розовых панталон, который он яростно жевал, не отдавая себе в том отчета.
- Вот вам! Вот вам!
- Ах, ваше величество, вы вгоняете меня в краску.
- О да! У вас даже попка покраснела. Элен, вы сводите меня с ума.
- Ой, за что же вы меня так кусаете?
- За попку.
- Это я и сама чувствую. Но мы договаривались только о шлепках. - Элен кокетливо захныкала. - Отчего вы так немилосердны к вашей верноподданной?
- Просто сегодня, графинюшка, я в ударе как никогда.
- А не пора ли нам...
Между тем топтавшийся за дверьми сада генерал-адъютант Балашов наконец собрался духом. Придав своему лицу выражение крайней озабоченности судьбой отечества, он распахнул двери.
Картина, явившаяся его взору, была столь же целомудренна, сколь бесстыдна.
В глубине сада среди цветов и трав на диване сидел император всея Руси, на коленях у него лежала кверху задницей какая-то женщина, и царь бил ее, словно провинившегося ребенка. А она, в исступлении мотая головой, восклицала: "Пуркуа? Пуркуа?"
Балашов остолбенел.
Заметив вошедшего, Александр попытался быстро прикрыть округлые прелести Элен ладонями. Но для такого случая ему не хватило бы и пяти рук.
В следующее мгновение самодержец узнал своего генерал-адъютанта.
- Что вы застыли, как статуя Командора, Александр Дмитриевич? - раздраженно проговорил он, выплюнув изо рта кусок кружев. - Успокойтесь, на этот раз это не ваша жена.
- А-а... - выдавил из себя Балашов. - Э-э... да я, собственно...
- Наполеонь вашу бонапарть! - оборвал его царь. - Вы хотя бы понимаете, как вы не вовремя! Бонапарть вашу, в самом деле! Я ведь не назначал вам аудиенции.
- Простите, государь.
И тут Балашов вдруг вспомнил единственную причину, по которой он очутился здесь и которая могла оправдать его в глазах монарха. Выпятив грудь, он торжественным и скорбным голосом начал:
- Ваше величество, боюсь навлечь на себя ваш благородный гнев, но мне больно видеть, что вы сжимаете в объятиях француженку, в то время, как Наполеон...
- Это русская женщина, генерал, - опять перебил царь, поглаживая Элен по попке. - Разве вы не видите? У какой еще нации могут быть столь совершенные формы?.. К вашему сведению, я уже давно отдаю предпочтение славянкам. И по сему поводу попросил бы вас немедленно выйти вон.
Элен ни жива ни мертва лежала у него на коленях, пряча от генерала лицо.
- Но, государь, - пробормотал Балашов, делая шаг назад. - Наполеон... он...
- Ну что еще оригинального выкинул этот неугомонный корсиканец? Объявил себя царем Иудеи? развелся с Марией-Луизой? усыновил папу римского?
- Ни то и ни другое, ваше величество. Наполеон перешел через Неман.
Царь усмехнулся.
- Ехал грека через реку, - продекламировал он, проводя указательным пальцем с одного соблазнительного полушария Элен на другое. - Видит, грека, в реке... Гад! - до царя вдруг дошло. - Вы намекаете, что Наполеон начал войну?!
- Именно так, государь.
- Проклятый корсиканец!
Царь в сердцах шлепнул Элен по ягодицам.
- Ай! - вскрикнула она. - Больно же, ваше величество.
- О, простите, моя драгоценная, - спохватился Александр, тут же чмокнув ее в ушибленное место. - Оставьте нас наедине, графиня. Боюсь, в ближайшие месяцы мне придется так тесно общаться только с моими генералами. Увы, весь мир сошел с ума. Все метят в наполеоны! Как, впрочем, и сам Бонапарт.
- Пусть он отвернется, - прошептала Элен. - Я стесняюсь.
Царь строго взглянул на Балашова.
- Отвернитесь, генерал, даме нужно привести себя в порядок.
Балашев потупился.
Когда Элен, одной рукой оправляя платье, а другой - закрывая лицо, выбежала из сада, царь задумчиво обронил:
- Представляете, Александр Дмитриевич, она теперь будет танцевать без нижнего белья.
- Кто?
- Эл... - он чуть было не назвал имя своей любовницы, но вовремя спохватился: - Э-эл-ля-ля... Ну как вы не понимаете! Я говорю об этой женщине, что была со мной. Я мечтал о ней весь вечер. И тут вдруг война, - у Александра от гнева перехватило дыхание. - Опять этот Антихрист путается у меня под ногами!
Он сгреб в кулак рваные розовые клочки - всё, что осталось от французского белья графини - и, потрясая над головой, показал Балашову:
- Вот, что я сделаю с вашим Наполеоном, вот, что будет с его беспутной Францией, вот, что будет с его непобедимой Старой гвардией! Я задушу этого авантюриста его же собственными кальсонами. Или я буду не Александр Первый!

глава 8