Глава 3

ДОНЖУАНСКИЙ СПИСОК


В уездном городе N было расквартировано так много гусар, что казалось, барышни города рождались лишь затем, чтобы принарядиться, попудриться, надушиться и сразу же упасть в гусарские объятья. 
Жизнь Павлоградского гусарского полка протекала весело и беззаботно. С утра до полудня гусары занимались военным делом - выездкой, стрельбой и рубкой, а потом с легкой душой разъезжались по городским кабакам и частным квартирам, где кутили с барышнями до поздней ночи. 
Утро начиналось, как обычно. С головной боли.
Когда поручик Ржевский вошел в дом купчихи Щукиной, где квартировался майор Гусев, тот полулежал на диване, прислонившись спиной к подушке. Голова его была повязана мокрым полотенцем. 
Можно было подумать, что бравого майора на вчерашних учениях зацепила пуля-дура, но Ржевский, поведя носом, сразу учуял амбре дешевого портвейна.
- Здравия желаем, господин майор! Поручик Ржевский по вашему приказанию прибыл.
Гусев вскинул на него глаза. Они у него были краснее волчьей ягоды.
- Тише вы, поручик, - зашипел он. - Чего разорались.
- А что, помер кто? - ухмыльнулся Ржевский.
- О-ох, ядрён мушкетон, помер... Померли во мне вчера три бутылки паршивого портвейна. И вознеслись под черепушку. - Майор Гусев потер виски. - Догадываетесь, о чем пойдет речь?
- Так точно, господин майор! О портвейне.
- Не угадали. Речь пойдет о бабах.
- Завсегда готов-с!
- Да тише вы, Ржевский, и так в голове трещит. - Майор затянул потуже полотенце. - Скажите откровенно, как офицер офицеру, мы с вами донжуанские списки составляли? 
- Составляли.
- Городских вертихвосток на всех поделили?
- Поделили.
- По-братски?
- По-братски.
- Какого ж рожна вы чужим женщинам впендюриваете!
- Но, господин майор, - развел руками поручик, - какие же они чужие? Они все наши, российские.
- Вы, Ржевский, дурака-то тут мне отставить валять! - рявкнул Гусев. - Баронесса - губастая, с рюшками, одна на всю округу, - за кем была записана? А? Не слышу. - Гусев вскочил и, заложив руки за спину, стал ходить вокруг вытянувшегося во фрунт поручика. - За кем, я спрашиваю, баронесса фон Кляйн была замусолена? Кому она чья? А?
- Да бог ее знает, господин майор. 
- А я вам отвечу, Ржевский, тут никакой военной тайны нет. - Гусев взял драматическую паузу. - За мной она числилась! Ясно?
- Так точно-с.
- Ну и зачем на чужую кобылу полезли? Своих мало?
- Так ведь любовь-с...
- Что-с?? - Майор Гусев скорчил гримасу, как будто ему вместо водки налили лимонаду. - Какая любовь, поручик? Вы ведь на службе.
- Сердцу не прикажешь, Панкрат Михалыч, - вздохнул Ржевский. - Любовь не картошка...
- Сплюньте в окошко! Вы мне тут шутки ваши дурацкие не острите! Кого гусар должен любить, так это - государя, Отечество и своего коня. Остальное - дурь и блажь.
- А женщины на что?
- Для отдыха, поручик. Для спокойного сна. Постель согревать, чтобы ноги не зябли.
- Так я с ними и сплю, - заулыбался Ржевский.
- И ради бога! Разве я против? Но, ядрён мушкетон, извольте соблюдать субординацию.
- А это как?
- Субординация - это когда младшие по званию не задирают юбки, с кем спят старшие. Если на бумаге написано... - Гусев ткнул пальцем в один из листков на столе, - вот, читаю: майор Гусев, тире, Варвара Прокловна, блядь... 
- Неужто правда?!
- Это я не про нее, - отмахнулся Гусев. - Муха пролетела... Потом, запятая, Анна Ивановна, еще одна... - майор шлепнул себя по скуле. - Ах, ты, Дева Мария! 
- Какая дева?
- Да какая дева, Ржевский, после вас в этом городе?! - взвился майор. - Не дева. Муха! Муха!! Расплодилось их этим летом... - Он опять заглянул в листок. - А за ними Ольга Андреевна и так далее до... как бишь ее?.. Марфы Митрофановны. Так вот, если это всё чин по чину перечислено и всеми гусарами подписано - извольте соблюдать! Спите со своими и на чужих не зарьтесь!
Он взял со стола другой листок и потряс перед носом Ржевского.
- Вот она, ваша подпись. Ваша? - голос его сорвался на фальцет.
- Моя.
- Какого ж хрена, вы норовите через жопу начальства перепрыгнуть?
Ржевский озорно сверкнул глазами.
- Пардон, господин майор, погорячился.
- А с младшими по званию вообще не церемонитесь. Корнет Мурашкин чуть не плачет. Вы у него всех любовниц отбили. После ваших подвигов они с ним даже под ручку пройтись не желают.
- Рыба ищет, где глубже, а женщина - кто подюже, - подкрутил усы Ржевский.
- Нехорошо-с. Мы и так, зная о ваших недюжих способностях, вам список удлинили. Трех сестер Перепелкиных за одну посчитали.
- Ну и верно! Они же - на одно лицо.
- Лицо - одно, а задниц - три! А вам все мало!
Ржевский заржал.
- Хоть к ноге привязывай!
- И привяжите. Тройным узлом!
Майор сел за стол. Перед ним словно из-под земли возникли два стакана и бутыль с вином. Гусев кивнул Ржевскому на свободный стул.
- Ладно, поручик, это всё суета. Присаживайтесь. - Он разлил вино, и они выпили по первой. - Мы, гусары, меж собой как-нибудь разберемся. Беда в другом. Наш полк всё никак отсюда не переведут, как говорится, от греха подальше.
- Давно пора!
- Увы, сие зависит не от нас. А между тем местные бабы за последнее время рожают в неимоверном количестве.
- Ну-у, - протянул Ржевский. - Я вообще-то...
- А я и не утверждаю, поручик, что это только ваших рук дело.
- Рук ли?
- Отставить меня перебивать!
Ржевский молча наполнил стаканы.
- Так вот, - продолжал Гусев. - Больше половины рожениц на вас показывают. У меня их кляузами весь походный сундук забит.
- Три тысячи чертей! Какие грамотные!
- Если бы! Им местный дьякон под диктовку пишет.
- Дьякон? - Ржевский наморщил лоб. - У него жена еще такая курносая и вся в конопушках?
- Да.
- Как же, помню. На пасху дело было. Дьякон - на службу, а я - к ней. Ну до чего набожная женщина, Панкрат Михалыч, черт знает что такое! Только согрешим, - сразу бряк на пол и давай поклоны отбивать. Не поверите, всю ночь молилась!
- Да нет, отчего же, зная вашу прыть... Она, кстати, тоже из моего списка...
- Тогда миль пардон...
- Поздно! На днях двойню родила.
- И кто вышел?
- Мальчик и девочка.
- Девчонка точно не от меня, - повел носом Ржевский.
- А чья? Моя, что ли?
- Девчонка - ваша, мальчик - мой.
- Ржевский, так не бывает!
- Ну, значит, это не мои дети. Я рожаю только гусаров.
- Слыхал я эту вашу теорию, поручик. Только вам все равно не отбрехаться.
- А что такое?
- В городе рождаются почти одни мальчишки! Выходит, ваши гусарята...
- Это еще надо посмотреть, кто из них вырастет: может, улан какой или егерь...
- Ловко вывернулись! А мне что делать? Я от ваших бывших любовниц отбиться не могу. Они за мной косяками ходят - на вас жалуются.
- Добавки хотят? - ухмыльнулся Ржевский.
- Понятное дело. Аппетит приходит во время еды.
Ржевский засмеялся. Майор Гусев печально вздохнул.
- Вы, поручик, разливайте. Чего зря на бутыль пялиться.
- И то верно, Панкрат Михалыч. За то, чтоб все устаканилось!
- Дай бог! Сказать по чести, у меня эти ваши беременные любовницы в печенках сидят. Поэтому, поручик, советую, соберитесь с мужеством, обмозгуйте хорошенько, кто из ваших милок вам милее, и - женитесь.
- Лучше застрелиться!
- Желание есть - стреляйтесь на здоровье, - пожал плечами Гусев. - Только загодя подайте рапорт об отставке, чтоб императорские инспекции нас потом не заездили. И мушкет вам в руки!
- Пошутил я, Панкрат Михалыч, - сказал Ржевский, допивая стакан. - Стреляться не буду: мне женский пол этого вовек не простит и на том свете припомнит. Но и жениться не хочу.
- Тогда не знаю, что и делать. Того гляди, по вашей милости в эскадроне дуэли начнутся. А вдруг вас шлепнут? Это сколько же сирот останется!
Ржевский почесал в затылке.
- С полгорода.
- Кошмар, одним словом.
- Я вот что думаю, господин майор. Меня Денис Давыдов к себе в Ахтырский полк зовет. Может, и впрямь перевестись?
Гусев, подпрыгнув на стуле, схватил Ржевского за руку обеими руками и затряс.
- Переводитесь, переводитесь, голубчик, не сомневайтесь ни капли. С полковым начальством я все улажу. Даже месяц отпуска вам выхлопочу.
- А как же мои ребятишки? - лукаво улыбнулся Ржевский.
Майор замахал руками.
- Усыновим! Всех, поголовно. Не извольте беспокоиться. Всех в сыновья полка запишем и на довольствие поставим. Таких гусаров из них вырастим - вам краснеть не придется.
- Да я только с водки краснею, - обронил Ржевский. - Ну, значит, на том и порешили, Панкрат Михалыч?
- По рукам, Ржевский! Ах, ядрён мушкетон, даже голова прошла! - Майор сдернул со лба полотенце. - Вы меня просто вылечили.
- Это не я, это портвейн, - Ржевский взял бутылку. - По последней, господин майор?
- Разливайте, поручик. За ваше новое назначение!

глава 4