Глава 24
ДВЕ БОЛЬШИЕ БУКИ
Император Наполеон со своим самоуверенным предсказанием, что Барклай и Багратион никогда больше не увидятся, 24 июля сел в лужу. Оба полководца, "две большие буки", как их прозвали в войсках, встретились в Смоленске.
Этой встречи ждали с огромным нетерпением - и в армии, и в народе. Вся Россия знала о письмах Багратиона, в которых он в хвост и гриву поносил "немецкого предателя" Барклая.
Армейский люд, устав пятиться от наседавших полчищ Наполеона, мечтал наконец услышать приказ о наступлении. В народе же всерьез гадали, зарежет ли Багратион Барклая, как обещал, персидским кинжалом или ограничится тем, что пару раз "съездит в Мордасовку".
И вот пробил долгожданный час.
Петр Иванович Багратион в окружении большой свиты ехал в коляске к дому военного губернатора, где остановился Барклай. Чуть позади, с похоронной торжественностью следовал пышный конвой из ахтырских гусар и литовских улан.
Барклай де Толли, в полной парадной форме, с тремя звездами на груди, при генеральской шляпе с черным султаном, с зеленым лицом, стоял на крыльце, покорно ожидая своей участи.
- Краше в гроб кладут, - шепталась, глядя на него, министерская свита. - Господи, пронеси и помилуй...
Вздыбилась пыль. Кони встали.
Дрожащий от возбуждения Багратион выпрыгнул из коляски и бросился к крыльцу. Его черные глаза горели лихорадочным огнем. Горбатый нос напоминал клюв хищной птицы.
Казалось, еще мгновение - и от Барклая полетят пух и перья.
Но, уже ступив одной ногой на лестницу, Багратион вдруг увидел лицо своего недруга. Разгоряченного князя словно окатило ключевой водой.
- Что с вами, ваша свэтласть? - с легкой иронией произнес Багратион, пожимая ледяную ладонь Барклая. - У вас лицо утопленника. Вы забалэли, да?
- Нет, - чопорно поджав губы, ответил Барклай. - Я всегда такой. Во мне течет холодная шотландская кровь.
- Вай-вай! А я всегда палагал, что вы нэмец.
- Все почему-то так думать. Черт подери мой немецкий акцент!
Багратион вдруг вспомнил о чем-то важном.
- Скажитэ, - он простодушно подцепил Барклая за звезду, - а правда, что шатландцы носят юбки в клэтачку?
- Да, это так, - важно отвечал министр. - Это есть национальный костюм для особо торжественных случаев.
- Пачему же вы встречаетэ меня в штанах?
- Я служу России, князь. И иметь уважать русские обычаи. Хотите, я угостить вас шотландским виски?
- Канэчна, дарагой! - взмахнул руками Багратион. - Шашлык будем жарить, да? Дэвушек пазавем? Вино есть, нужен баран толька!
- Толька - не баран, - попятился от него Барклай. - Меня зовут де Толли. Зачем вы так на меня смотреть? Мой мясо есть очень жесткий - одни кости.
- О чем разгавор, дарагой! Нэт барана - свинью зажарим, да? Все равно пальчики оближешь. Вах!
- Для пальцев есть салфетка, князь, - заметил шотландец, сухо улыбнувшись.
Мирно переговариваясь и улыбаясь друг другу, они прошли в дом. Сопровождавшие их лица вздохнули с облегчением.
Начался обед, плавно перетекший в шумную пьянку во здравие встретившихся полководцев.
- За тэбя, дарагой! - сыпал тостами Багратион, подливая Барклаю спиртное. - Дай я тэбя пацелую. Ах ты па-адлец, ма-ашенник. Вай-вай, так давно нэ виделись!
Шотландский виски лился рекой.
Багратион, напоив Барклая всего за какой-нибудь час до положения риз, заставил его не откладывая созвать военный совет. Барклай уже с трудом вязал лыко и был совершенно не в состоянии спорить.
Тут же в доме губернатора собрались все видные военноначальники русской армии. Разгадав интригу Багратиона, они снисходительно наблюдали за распоясавшимся Барклаем, который, не слушая выступавших, во все горло распевал шотландскую застольную, потом, взяв слово, грозился научить всех генералов играть на волынке, разбрасывал по комнате штабные карты и требовал подать на стол барана Тольку.
Под занавес военного совета Барклай, поддерживаемый с двух сторон своими адъютантами, велел всем немедля наступать. Он так решительно настаивал, что еле уговорили его подождать до завтра.
Багратион подсунул ему заранее подготовленный приказ о наступлении, и военный министр, мыча себе под нос, что пустит Наполеона гулять голым в Африку, поставил свою кривую роспись.
Когда шотландца укладывали на кровать, он вырывался и кричал:
- Отдайте мне мой клетчатый юбка! Я не желаю спать в штанах!
Прусские генералы в недоумении переглядывались, но, остерегаясь связываться с Багратионом, держали рот на замке.
Князь Багратион был счастлив.
- Худой мир лучше доброй ссоры, - говорил он своим офицерам по возвращении в штаб. - Слава богу, нэ пришлось рэзать этого дуралея на шашлык - сам понял, что пора с Наполеоном драться по-настоящему.
На следующий день, 25 июля, обе армии двинулись от Смоленска к Рудне, где располагался центр армии Наполеона. Корпуса французской армии были разрозненны, и этим, по мнению Багратиона, следовало не мешкая воспользоваться.
Как назло, уже к полудню Барклай потихоньку стал оправляться от вчерашней попойки и отказывался узнавать собственную подпись на приказе о наступлении. Генералу Ермолову чудом удалось погасить нарождавшийся скандал. Но еще через сутки, окончательно протрезвев, Барклай приказал обеим армиям остановиться, а на следующий день и вовсе велел Багратиону отойти назад к Смоленску.
Багратион скрепя сердце был вынужден подчиниться, всё свое отчаяние и ярость, по обыкновению, направив в эпистолярное русло. Опять во все концы России неслись курьеры с письмами, полными проклятий в адрес Барклая де Толли.
"Я никак не могу вместе с Барклаем, - писал Багратион Аракчееву. - Его шотландский виски - несусветная дрянь! Меня тошнит третьи сутки. Ради бога, пошлите меня куда угодно, хоть полком командовать в Молдавию или на Кавказ".
Избегая встреч с Барклаем, чтобы ненароком не зарезать его под горячую руку, Багратион теперь общался с ним исключительно посредством писем, даже если находился в двух шагах от его штаба. Со своей стороны Барклай был этому только рад, взяв в привычку перечитывать эти убийственные письма на ночь, после чего неизменно засыпал мертвецким сном.
Между тем ежедневные передвижения - то наступления, то фланговый марш, то отступления, - совершавшиеся по плохим дорогам в немыслимую жару, изнуряли офицеров, солдат и лошадей.
По иронии судьбы метания русских войск происходили вокруг одной и той же деревни Шеломея, всегда упоминавшейся в приказах и распоряжениях военного министра.
- Совсем нас ошеломили! - восклицал с досадой Ржевский. - Кружим как пьяные. Барклай, шельма, не дает в волю развернуться.
- Нам нужен один командующий, - задумчиво говорил Давыдов. - Эх, сюда бы Михайло Ларионовича. Враз бы вспомнили суворовскую науку побеждать! глава 25
ДВЕ БОЛЬШИЕ БУКИ
Император Наполеон со своим самоуверенным предсказанием, что Барклай и Багратион никогда больше не увидятся, 24 июля сел в лужу. Оба полководца, "две большие буки", как их прозвали в войсках, встретились в Смоленске.
Этой встречи ждали с огромным нетерпением - и в армии, и в народе. Вся Россия знала о письмах Багратиона, в которых он в хвост и гриву поносил "немецкого предателя" Барклая.
Армейский люд, устав пятиться от наседавших полчищ Наполеона, мечтал наконец услышать приказ о наступлении. В народе же всерьез гадали, зарежет ли Багратион Барклая, как обещал, персидским кинжалом или ограничится тем, что пару раз "съездит в Мордасовку".
И вот пробил долгожданный час.
Петр Иванович Багратион в окружении большой свиты ехал в коляске к дому военного губернатора, где остановился Барклай. Чуть позади, с похоронной торжественностью следовал пышный конвой из ахтырских гусар и литовских улан.
Барклай де Толли, в полной парадной форме, с тремя звездами на груди, при генеральской шляпе с черным султаном, с зеленым лицом, стоял на крыльце, покорно ожидая своей участи.
- Краше в гроб кладут, - шепталась, глядя на него, министерская свита. - Господи, пронеси и помилуй...
Вздыбилась пыль. Кони встали.
Дрожащий от возбуждения Багратион выпрыгнул из коляски и бросился к крыльцу. Его черные глаза горели лихорадочным огнем. Горбатый нос напоминал клюв хищной птицы.
Казалось, еще мгновение - и от Барклая полетят пух и перья.
Но, уже ступив одной ногой на лестницу, Багратион вдруг увидел лицо своего недруга. Разгоряченного князя словно окатило ключевой водой.
- Что с вами, ваша свэтласть? - с легкой иронией произнес Багратион, пожимая ледяную ладонь Барклая. - У вас лицо утопленника. Вы забалэли, да?
- Нет, - чопорно поджав губы, ответил Барклай. - Я всегда такой. Во мне течет холодная шотландская кровь.
- Вай-вай! А я всегда палагал, что вы нэмец.
- Все почему-то так думать. Черт подери мой немецкий акцент!
Багратион вдруг вспомнил о чем-то важном.
- Скажитэ, - он простодушно подцепил Барклая за звезду, - а правда, что шатландцы носят юбки в клэтачку?
- Да, это так, - важно отвечал министр. - Это есть национальный костюм для особо торжественных случаев.
- Пачему же вы встречаетэ меня в штанах?
- Я служу России, князь. И иметь уважать русские обычаи. Хотите, я угостить вас шотландским виски?
- Канэчна, дарагой! - взмахнул руками Багратион. - Шашлык будем жарить, да? Дэвушек пазавем? Вино есть, нужен баран толька!
- Толька - не баран, - попятился от него Барклай. - Меня зовут де Толли. Зачем вы так на меня смотреть? Мой мясо есть очень жесткий - одни кости.
- О чем разгавор, дарагой! Нэт барана - свинью зажарим, да? Все равно пальчики оближешь. Вах!
- Для пальцев есть салфетка, князь, - заметил шотландец, сухо улыбнувшись.
Мирно переговариваясь и улыбаясь друг другу, они прошли в дом. Сопровождавшие их лица вздохнули с облегчением.
Начался обед, плавно перетекший в шумную пьянку во здравие встретившихся полководцев.
- За тэбя, дарагой! - сыпал тостами Багратион, подливая Барклаю спиртное. - Дай я тэбя пацелую. Ах ты па-адлец, ма-ашенник. Вай-вай, так давно нэ виделись!
Шотландский виски лился рекой.
Багратион, напоив Барклая всего за какой-нибудь час до положения риз, заставил его не откладывая созвать военный совет. Барклай уже с трудом вязал лыко и был совершенно не в состоянии спорить.
Тут же в доме губернатора собрались все видные военноначальники русской армии. Разгадав интригу Багратиона, они снисходительно наблюдали за распоясавшимся Барклаем, который, не слушая выступавших, во все горло распевал шотландскую застольную, потом, взяв слово, грозился научить всех генералов играть на волынке, разбрасывал по комнате штабные карты и требовал подать на стол барана Тольку.
Под занавес военного совета Барклай, поддерживаемый с двух сторон своими адъютантами, велел всем немедля наступать. Он так решительно настаивал, что еле уговорили его подождать до завтра.
Багратион подсунул ему заранее подготовленный приказ о наступлении, и военный министр, мыча себе под нос, что пустит Наполеона гулять голым в Африку, поставил свою кривую роспись.
Когда шотландца укладывали на кровать, он вырывался и кричал:
- Отдайте мне мой клетчатый юбка! Я не желаю спать в штанах!
Прусские генералы в недоумении переглядывались, но, остерегаясь связываться с Багратионом, держали рот на замке.
Князь Багратион был счастлив.
- Худой мир лучше доброй ссоры, - говорил он своим офицерам по возвращении в штаб. - Слава богу, нэ пришлось рэзать этого дуралея на шашлык - сам понял, что пора с Наполеоном драться по-настоящему.
На следующий день, 25 июля, обе армии двинулись от Смоленска к Рудне, где располагался центр армии Наполеона. Корпуса французской армии были разрозненны, и этим, по мнению Багратиона, следовало не мешкая воспользоваться.
Как назло, уже к полудню Барклай потихоньку стал оправляться от вчерашней попойки и отказывался узнавать собственную подпись на приказе о наступлении. Генералу Ермолову чудом удалось погасить нарождавшийся скандал. Но еще через сутки, окончательно протрезвев, Барклай приказал обеим армиям остановиться, а на следующий день и вовсе велел Багратиону отойти назад к Смоленску.
Багратион скрепя сердце был вынужден подчиниться, всё свое отчаяние и ярость, по обыкновению, направив в эпистолярное русло. Опять во все концы России неслись курьеры с письмами, полными проклятий в адрес Барклая де Толли.
"Я никак не могу вместе с Барклаем, - писал Багратион Аракчееву. - Его шотландский виски - несусветная дрянь! Меня тошнит третьи сутки. Ради бога, пошлите меня куда угодно, хоть полком командовать в Молдавию или на Кавказ".
Избегая встреч с Барклаем, чтобы ненароком не зарезать его под горячую руку, Багратион теперь общался с ним исключительно посредством писем, даже если находился в двух шагах от его штаба. Со своей стороны Барклай был этому только рад, взяв в привычку перечитывать эти убийственные письма на ночь, после чего неизменно засыпал мертвецким сном.
Между тем ежедневные передвижения - то наступления, то фланговый марш, то отступления, - совершавшиеся по плохим дорогам в немыслимую жару, изнуряли офицеров, солдат и лошадей.
По иронии судьбы метания русских войск происходили вокруг одной и той же деревни Шеломея, всегда упоминавшейся в приказах и распоряжениях военного министра.
- Совсем нас ошеломили! - восклицал с досадой Ржевский. - Кружим как пьяные. Барклай, шельма, не дает в волю развернуться.
- Нам нужен один командующий, - задумчиво говорил Давыдов. - Эх, сюда бы Михайло Ларионовича. Враз бы вспомнили суворовскую науку побеждать! глава 25