Глава 18
ИНТЕНДАНТ-СУТЕНЕР
Император Наполеон обладал незаурядной памятью. Он запоминал все подряд: свои декреты, чужие письма, имена капралов, родинки любовниц, клички лошадей, застольные беседы.
Зайдет к нему какой-нибудь генерал с докладом, а Наполеон ему прямо в лоб:
- Как поживает ваша незабвенная тетушка?
- Мерси, сир, уже отмучилась.
- Она, кажется, страдала от запоров?
- Увы, ее не спасла даже английская соль.
- Неудивительно: английская соль для французов хуже мышьяка!
Единственное, что Наполеон никак не мог запомнить, - это названия двенадцати республиканских месяцев. И потому, чтобы впредь не путать брюмер с термидором, захватив власть, вернул Францию в лоно григорианского календаря.
Подобно натуралисту, разглядывающему в лупу копошащихся у его ног муравьев, - великий узурпатор старался держать в голове каждую мельчайшую деталь военной кампании, желая наложить на всё печать своей гениальности. А уж если дело касалось армейских любовных утех, его любопытство не ведало границ.
В один из жарких дней июля интендант-сутенер французской армии Кисен с воодушевлением докладывал своему императору:
- Сир! За первый месяц войны походные куртизанки были нарасхват. Их услугами воспользовалось около 200 тысяч человек: 170 тысяч солдат, 15 тысяч унтер-офицеров, 8 тысяч офицеров и 23 генерала.
- Весьма занятно, - кивал Наполеон, нюхая табак. - Чем выше звание, тем меньше пыл?
- Просто солдат всегда больше, чем генералов.
- Гм, верно. Но как вам удалось всех пересчитать?
- У моих девочек от меня нет секретов.
- Однако вы не упомянули маршалов.
- Маршалы имеют походных жен, сир... В своих личных каретах.
- А-апчхи! Телячьи нежности!
- Кого? Телят? - не разобрал толстяк. - Нет, о таком я даже не слышал. Римские легионеры обычно водили за собой стадо козочек. Но наши куртизанки, сир, лучше любой козы или коровы!
- Отдаю должное вашему опыту... Скажите, Кисен, какая из наций моей армии наиболее любвеобильна?
- Конечно же итальянцы и французы!
- Кто же самые тщедушные?
- Австрийцы.
- Бедная Мария-Луиза! - задумчиво произнес император. - Как ей все-таки повезло, что я на ней женился. Во истину, чтобы разжечь огонь на тлеющих углях, нужен ураганный ветер.
- Простите, сир?
При воспоминаниях о проделках, какие они с императрицей позволяли себе на брачном ложе, Бонапарт задрожал левой ногой.
- Австрийки похожи на отсыревший порох. Если бы не я, моя супруга так и осталась бы в неведении относительно своих истинных возможностей.
- Замечу, сир, что среди моих девочек встречаются самые разные национальности, но наибольшим успехом неизменно пользуются француженки. Одна за сутки порой успевает обслужить целую роту! К ним похаживают и саксонцы, и швейцарцы, и португальцы...
- Любовь не ведает границ, - сказал Наполеон. - Вам следует позаботиться, чтобы наши француженки попутно приучали клиентов к своему языку.
Сир, вы имеете в виду поцелуи взасос с участием языка? Или... греческие ласки?
- Я говорю о словарном запасе, Кисен. Самый тупой поляк после общения с французской проституткой должен знать как звучат армейские команды по-французски.
- Будет исполнено, сир.
- Как они питаются, ваши девочки?
- Полагаю, что неплохо.
- Поменьше гороха, побольше конфет! А как у них со здоровьем?
- Голодных обмороков не случалось. Только от экстаза.
- Я не о том. Как с любовными болезнями?
- Ни одного случая испанки, мон сир!
- Хорошо, хотя бы в этом отношении Испания не строит нам козни.
- В остальном же - легкий триппер, мон сир. Правда... мм... - интендант-сутенер замялся, - почти у всех. Ну, это пустяк, не опаснее насморка.
Наполеон изменился в лице.
- Вы шутите?! - вскричал он, мгновенно впадая в ярость. Швырнув на пол свою шляпу, он стал ее топтать. - Вы, должно быть, не знаете, что это такое - настоящий насморк!
- Простите, сир, - задрожал толстяк, - не имел счастья...
- Когда из двух ноздрей не дышит ни одна! Хоть засунь туда шомпол! И сопли текут из глаз! И невозможно ухаживать за дамами, потому что каждую минуту хочется высморкаться! Хуже насморка может быть только гильотина!
- Виноват, сир.
- А вы говорите "легкий триппер"... - устало выдохнул Наполеон, и, поддав треуголку ногой так, что она отлетела к стене, как ни в чем не бывало произнес: - Ну-с, какие еще у вас проблемы?
- Ваша великая армия, мон сир, продвигается вглубь России столь стремительно, что обозы с девочками не успевают.
Губы Наполеона тронула улыбка.
- Скоро настанет черед больших городов. Моим гвардейцам будет, где развернуться. Как это говорится у русских? Чем дальше в лес, тем больше дров!
- Дров?
- В смысле, женщин... - Император ласково взял его за мочку уха. - Скажите-ка, мой друг, а сами вы часто пользуете ваших девочек?
Кисен покраснел, потупив взор.
- Признаться, мон сир, никогда.
- Почему?! Вы евнух?
- Нет.
- Аскет? масон? пижон?
- Нет, я...
- Любитель козочек? овечек?
- Нет-нет!
- Кто же?
- Я... я...
- Смелее!
- Я предпочитаю мужчин, - прошептал толстяк.
- Что? Говорите громче!
- Мужчин!
Наполеон тотчас отпустил его ухо, вытерев пальцы об подкладку жилета.
Кисен рухнул перед ним на колени.
- О, мон сир, не скрою, у меня было много романов. От гимназистов до вдовых генералов. Но всю свою жизнь я любил только одного человека.
- Кого же? Кто ваша бедная Джульетта: Мюрат? Даву? Бертье?
Кисен поцеловал голенище императорского сапога.
- Я люблю вас, мон сир!
Наполеон вздрогнул, но в следующую секунду понял, что другого ответа и не мог ожидать.
- О божественный, о солнце мира... - лопотал интендант-сутенер, ловко облизывая кончики его сапогов. - Только ма-а-ленький поцелуйчик... умоляю...
Император ничего не отвечал, не двигаясь с места. Интендант-сутенер всё более воодушевлялся, полагая, что молчание - знак согласия, и расширял завоеванный плацдарм.
- Вы свободны, Кисен, - наконец произнес император, дождавшись пока сапоги не были вылизаны до блеска. - Ступайте, ступайте...
- То есть... как? куда? - вскинул глаза Кисен. - А как же по-по-целуйчик?
- Обратитесь к вдовым генералам. Или лучше - влюбитесь в одну из ваших шлюх. Поверьте, женщины стоят нашей любви... А если не любви, то хотя бы вожделения.
- Значит, нет? - разочаровано спросил толстяк, подымаясь с колен.
Бонапарт ответил ему столь угрюмым взглядом, что у интендант-сутенера в животе громко заквакали лягушки, и он в панике выскочил из кабинета.
- Проклятый содомит, - проворчал Наполеон. - Хорошо хоть сапоги почистил. глава 19
ИНТЕНДАНТ-СУТЕНЕР
Император Наполеон обладал незаурядной памятью. Он запоминал все подряд: свои декреты, чужие письма, имена капралов, родинки любовниц, клички лошадей, застольные беседы.
Зайдет к нему какой-нибудь генерал с докладом, а Наполеон ему прямо в лоб:
- Как поживает ваша незабвенная тетушка?
- Мерси, сир, уже отмучилась.
- Она, кажется, страдала от запоров?
- Увы, ее не спасла даже английская соль.
- Неудивительно: английская соль для французов хуже мышьяка!
Единственное, что Наполеон никак не мог запомнить, - это названия двенадцати республиканских месяцев. И потому, чтобы впредь не путать брюмер с термидором, захватив власть, вернул Францию в лоно григорианского календаря.
Подобно натуралисту, разглядывающему в лупу копошащихся у его ног муравьев, - великий узурпатор старался держать в голове каждую мельчайшую деталь военной кампании, желая наложить на всё печать своей гениальности. А уж если дело касалось армейских любовных утех, его любопытство не ведало границ.
В один из жарких дней июля интендант-сутенер французской армии Кисен с воодушевлением докладывал своему императору:
- Сир! За первый месяц войны походные куртизанки были нарасхват. Их услугами воспользовалось около 200 тысяч человек: 170 тысяч солдат, 15 тысяч унтер-офицеров, 8 тысяч офицеров и 23 генерала.
- Весьма занятно, - кивал Наполеон, нюхая табак. - Чем выше звание, тем меньше пыл?
- Просто солдат всегда больше, чем генералов.
- Гм, верно. Но как вам удалось всех пересчитать?
- У моих девочек от меня нет секретов.
- Однако вы не упомянули маршалов.
- Маршалы имеют походных жен, сир... В своих личных каретах.
- А-апчхи! Телячьи нежности!
- Кого? Телят? - не разобрал толстяк. - Нет, о таком я даже не слышал. Римские легионеры обычно водили за собой стадо козочек. Но наши куртизанки, сир, лучше любой козы или коровы!
- Отдаю должное вашему опыту... Скажите, Кисен, какая из наций моей армии наиболее любвеобильна?
- Конечно же итальянцы и французы!
- Кто же самые тщедушные?
- Австрийцы.
- Бедная Мария-Луиза! - задумчиво произнес император. - Как ей все-таки повезло, что я на ней женился. Во истину, чтобы разжечь огонь на тлеющих углях, нужен ураганный ветер.
- Простите, сир?
При воспоминаниях о проделках, какие они с императрицей позволяли себе на брачном ложе, Бонапарт задрожал левой ногой.
- Австрийки похожи на отсыревший порох. Если бы не я, моя супруга так и осталась бы в неведении относительно своих истинных возможностей.
- Замечу, сир, что среди моих девочек встречаются самые разные национальности, но наибольшим успехом неизменно пользуются француженки. Одна за сутки порой успевает обслужить целую роту! К ним похаживают и саксонцы, и швейцарцы, и португальцы...
- Любовь не ведает границ, - сказал Наполеон. - Вам следует позаботиться, чтобы наши француженки попутно приучали клиентов к своему языку.
Сир, вы имеете в виду поцелуи взасос с участием языка? Или... греческие ласки?
- Я говорю о словарном запасе, Кисен. Самый тупой поляк после общения с французской проституткой должен знать как звучат армейские команды по-французски.
- Будет исполнено, сир.
- Как они питаются, ваши девочки?
- Полагаю, что неплохо.
- Поменьше гороха, побольше конфет! А как у них со здоровьем?
- Голодных обмороков не случалось. Только от экстаза.
- Я не о том. Как с любовными болезнями?
- Ни одного случая испанки, мон сир!
- Хорошо, хотя бы в этом отношении Испания не строит нам козни.
- В остальном же - легкий триппер, мон сир. Правда... мм... - интендант-сутенер замялся, - почти у всех. Ну, это пустяк, не опаснее насморка.
Наполеон изменился в лице.
- Вы шутите?! - вскричал он, мгновенно впадая в ярость. Швырнув на пол свою шляпу, он стал ее топтать. - Вы, должно быть, не знаете, что это такое - настоящий насморк!
- Простите, сир, - задрожал толстяк, - не имел счастья...
- Когда из двух ноздрей не дышит ни одна! Хоть засунь туда шомпол! И сопли текут из глаз! И невозможно ухаживать за дамами, потому что каждую минуту хочется высморкаться! Хуже насморка может быть только гильотина!
- Виноват, сир.
- А вы говорите "легкий триппер"... - устало выдохнул Наполеон, и, поддав треуголку ногой так, что она отлетела к стене, как ни в чем не бывало произнес: - Ну-с, какие еще у вас проблемы?
- Ваша великая армия, мон сир, продвигается вглубь России столь стремительно, что обозы с девочками не успевают.
Губы Наполеона тронула улыбка.
- Скоро настанет черед больших городов. Моим гвардейцам будет, где развернуться. Как это говорится у русских? Чем дальше в лес, тем больше дров!
- Дров?
- В смысле, женщин... - Император ласково взял его за мочку уха. - Скажите-ка, мой друг, а сами вы часто пользуете ваших девочек?
Кисен покраснел, потупив взор.
- Признаться, мон сир, никогда.
- Почему?! Вы евнух?
- Нет.
- Аскет? масон? пижон?
- Нет, я...
- Любитель козочек? овечек?
- Нет-нет!
- Кто же?
- Я... я...
- Смелее!
- Я предпочитаю мужчин, - прошептал толстяк.
- Что? Говорите громче!
- Мужчин!
Наполеон тотчас отпустил его ухо, вытерев пальцы об подкладку жилета.
Кисен рухнул перед ним на колени.
- О, мон сир, не скрою, у меня было много романов. От гимназистов до вдовых генералов. Но всю свою жизнь я любил только одного человека.
- Кого же? Кто ваша бедная Джульетта: Мюрат? Даву? Бертье?
Кисен поцеловал голенище императорского сапога.
- Я люблю вас, мон сир!
Наполеон вздрогнул, но в следующую секунду понял, что другого ответа и не мог ожидать.
- О божественный, о солнце мира... - лопотал интендант-сутенер, ловко облизывая кончики его сапогов. - Только ма-а-ленький поцелуйчик... умоляю...
Император ничего не отвечал, не двигаясь с места. Интендант-сутенер всё более воодушевлялся, полагая, что молчание - знак согласия, и расширял завоеванный плацдарм.
- Вы свободны, Кисен, - наконец произнес император, дождавшись пока сапоги не были вылизаны до блеска. - Ступайте, ступайте...
- То есть... как? куда? - вскинул глаза Кисен. - А как же по-по-целуйчик?
- Обратитесь к вдовым генералам. Или лучше - влюбитесь в одну из ваших шлюх. Поверьте, женщины стоят нашей любви... А если не любви, то хотя бы вожделения.
- Значит, нет? - разочаровано спросил толстяк, подымаясь с колен.
Бонапарт ответил ему столь угрюмым взглядом, что у интендант-сутенера в животе громко заквакали лягушки, и он в панике выскочил из кабинета.
- Проклятый содомит, - проворчал Наполеон. - Хорошо хоть сапоги почистил. глава 19