Глава 54
ЦЕНА ДУЭЛИ
Наполеон был зол как никогда. Он не был так зол даже в свою первую ночь с Жозефиной, когда ее любимый мопс кусал его за пятки, не позволяя молодому генералу одержать победу над обворожительной креолкой.
Бонапарт смотрел на Ржевского и видел перед собой не мопса, а породистого кобеля, бросившего ему вызов.
- Вы задели мое мужское достоинство, месье, - сказал он. - Я докажу вам, что между кастрированным петухом и французским императором нет ничего общего.
- Сделайте одолжение, сир.
- Драться с вами на клинках или пистолетах было бы недостойно императора Франции. Предлагаю вам дуэль на женщинах.
- На женщинах?!
- Да, на женщинах. Чем мы хуже Казановы!
- Гораздо лучше, - уверенно заявил Ржевский. - А кто это?
- Венецианский ловелас, от которого сотрясалась не одна сотня кроватей по всей Европе. Он любил устраивать подобные дуэли.
- Мон сир, - возроптал Коленкур, - пристало ли вашему гению...
- Моему гению приспичило, - перебил император. - Войне конец, время к ночи - почему бы не развлечься? Вчера я спал с клопами, а сегодня хочу с женщинами.
- Каковы будут условия поединка? - спросил Ржевский.
- Они просты, как дамская подвязка. Каждому по даме - и на постель. Начнем одновременно. Кто дольше продержится, тот победил. Вот и всё, месье. Даже проиграв, вы утешитесь тем, что поймали миг сладострастия раньше своего соперника. Итак, вы согласны?
- Какой же гусар откажется от женщины!
- Однако, не обольщайтесь. Цена любой дуэли - жизнь. Не так ли? Если вы закончите первым, вас - по желанию - расстреляют или вздернут.
- А если вы опростоволоситесь, то вам отрубят голову?
Император протестующе фыркнул, надменно заложив руку под жилет.
- Наполеон не знает поражений!
- Но мы должны биться в одинаковых условиях.
- Давайте договоримся так, - Наполеон задумчиво поскреб под жилетом. - Поскольку поражение в русской кампании для меня хуже смерти, то, в случае вашей победы на ложе любви, я немедленно прикажу моей армии оставить Москву. Надеюсь, вас это удовлетворит?
- Вполне! Когда начнем?
- Теперь же, если вам не терпится.
- К чему откладывать? На женщин у меня постоянный аппетит.
- Я тоже не жалуюсь. Не думайте, что вы один такой прожорливый.
- Опомнитесь, мон сир! - вмешался Коленкур, взволнованно заламывая руки. - Всему миру известно, что ваша единственная страсть - это война.
Наполеон сделал строгое лицо.
- Запомните, Арман, война это больше, чем страсть. Это любовь до гроба! А что касается страстей, то вам ли не знать о моих альковных запросах... - Император взял обершталмейстера за ухо. - Признавайтесь, сколько раз в сутки вы бегаете к мадам Сисико за девочками для меня?
- А-а... сколько? - испуганно переспросил Коленкур.
Наполеон трижды дернул его за мочку уха.
- Ну! Сколько?
- Э-э... не менее трех раз, мон сир.
- Вот! И не надо писать в мемуарах, что ваш император раньше пел в ватиканском хоре мальчиков.
- А я и не писал, мон сир, - обиделся Коленкур.
- И на том спасибо. Ну-ну, не надо делать такую кислую мину! У меня от нее скоро будет изжога.
- Тогда отпустите, пожалуйста, мое ухо, сир...
- Какой же вы у меня ранимый... - Наполеон потрепал его за щеку. - Выше голову, мон шер! За вашу исключительную преданность я, быть может, все-таки дам согласие на ваш брак с Гиеной де Козлини. Хотя я всегда был против женитьбы на разведенных. А кроме того... что это за имя такое - Гиена де Козлини!
- Вы вечно путаете, сир. Ее зовут Адриенна де Канизи.
- Не многим лучше! Месье Ржевский, как вам эта Адриенна?
- Пардон, я, кажется, не имел удовольствия с ней переспать.
- Я говорю об имени.
- Для постели - так все равно, - рассудил поручик. - Но вообще-то уж больно на гангрену похоже.
- Слышали, Арман? Разведенная, раз, гангрена, два...
- Это дело вкуса, мон сир.
- Прошу прощения, синьоры, - не выдержал поручик, - я дождусь, черт побери, обещанной мне женщины или нет?!
Наполеон, казалось, и сам был рад оборвать затянувшийся спор.
- Не испытывайте мое терпение, Арман. Скорее отправляйтесь к мадам Сисико!
Коленкур надулся.
- Это обязанность Констана, сир. Я обершталмейстер, а не камердинер.
- Какая разница? Считайте, что я послал вас в конюшню за лошадками.
- Может, лучше послать в Париж за Жозефиной? - заносчиво выпалил обершталмейстер.
В глазах Бонапарта засверкали молнии.
- А вы неплохо бы смотрелись в роли придворного шута, Арман! Ступайте, куда вам велят. Пусть мадам Сисико приведет сюда двух красоток. Одну - мне, другую - Ржевскому.
Коленкур церемонно наклонил голову, но не тронулся с места.
Наполеон топнул ногой:
- Ну, что еще?
- А ваш личный доктор, мон сир? Вдруг во время дуэли что не так...
- Что не так? - прошипел император, испепеляя его взглядом. - А так - это как?
- Ваша недавняя простуда...
- Мат твую эфиоп, что вы себе позволяете! - в истерике вскричал Наполеон, и его словно прорвало: - Я здоров как бык! Мне не нужны пилюли и примочки! Я за одну ночь могу употребить всех парижских кокоток от Лувра до Версаля! Всех до единой! Туда и обратно! И обратно их туда же. И вашу жену, если угодно, и жен детей ваших. И всех сестер вашей жены и дочерей с племянницами. И всех их за одну ночь! Слышите вы? За одну ночь!! Где моя шляпа?
- Не знаю, сир.
- Вы ничего не знаете! Тогда отдайте вашу.
Сдернув с него треуголку, Наполеон швырнул ее на пол и стал топтать обеими ногами.
- Знали бы вы, несчастный коленкуришка, каков я в пеньюаре... тьфу!.. то есть в беньюаре... нет, не в беньюаре, а в будуаре! в постели, черт возьми! - кричал Бонапарт, брызжа слюною, как картечью. - Зачем мне Луакре? Он не в состоянии вылечить меня даже от насморка! У него самого - с детства неопущение яичка. Как будто это так сложно - взять и оттянуть его книзу. Как гирю на часах... Вы этого не знали, а? По лицу вижу, что знали. Что же вы ему тогда не помогли?
- Но я же не доктор, мон сир.
- Ах, вы не доктор. Эфиоп твую мат! А кто доктор? Луакре - доктор? Великий укротитель пиявок! Что он еще умеет, кроме как пускать кровь? Это и я умею. Только он - кому придется, а я - всему миру!
- Он еще ставит клизмы...
- Браво! Вот оно - пагубное влияние творений маркиза де Сада. Пусть Луакре отныне ставит клизмы сам себе! Три раза в день и непременно после еды. Подготовьте декрет - я подпишу... - Наполеон устало опустился в кресло, вытирая вспотевшее лицо. - А впрочем, зовите, кого хотите, - проговорил он, вяло махнув рукой. - И не забудьте про барабанщика.
Коленкур разинул рот.
- С барабаном, мон сир?
- Нет, с русской балалайкой! Идите, идите, мон шер, я устал от ваших глупых вопросов.
Расстроенный обершталмейстер, подобрав свою истоптанную шляпу, поплелся из зала.
Наполеон посмотрел на Ржевского:
- Как вам это нравится, месье? Суета сует! И так - каждый день. Во истину, судьбы мира вершатся не на полях сражений, а на императорском ковре...
Ржевский напряженно молчал. Его сейчас ничто не занимало, кроме мыслей об обещанной ему женщине и судьбе Москвы.
Упомянув об императорском ковре, Наполеон вдруг тоже вспомнил о женщинах и, не откладывая, распорядился привести место дуэли в надлежащий вид.
Пажи быстро образовали на полу два низких ложа, на расстоянии пяти шагов одно от другого, и, взбив подушки, пристроили их в изголовья. глава 55
ЦЕНА ДУЭЛИ
Наполеон был зол как никогда. Он не был так зол даже в свою первую ночь с Жозефиной, когда ее любимый мопс кусал его за пятки, не позволяя молодому генералу одержать победу над обворожительной креолкой.
Бонапарт смотрел на Ржевского и видел перед собой не мопса, а породистого кобеля, бросившего ему вызов.
- Вы задели мое мужское достоинство, месье, - сказал он. - Я докажу вам, что между кастрированным петухом и французским императором нет ничего общего.
- Сделайте одолжение, сир.
- Драться с вами на клинках или пистолетах было бы недостойно императора Франции. Предлагаю вам дуэль на женщинах.
- На женщинах?!
- Да, на женщинах. Чем мы хуже Казановы!
- Гораздо лучше, - уверенно заявил Ржевский. - А кто это?
- Венецианский ловелас, от которого сотрясалась не одна сотня кроватей по всей Европе. Он любил устраивать подобные дуэли.
- Мон сир, - возроптал Коленкур, - пристало ли вашему гению...
- Моему гению приспичило, - перебил император. - Войне конец, время к ночи - почему бы не развлечься? Вчера я спал с клопами, а сегодня хочу с женщинами.
- Каковы будут условия поединка? - спросил Ржевский.
- Они просты, как дамская подвязка. Каждому по даме - и на постель. Начнем одновременно. Кто дольше продержится, тот победил. Вот и всё, месье. Даже проиграв, вы утешитесь тем, что поймали миг сладострастия раньше своего соперника. Итак, вы согласны?
- Какой же гусар откажется от женщины!
- Однако, не обольщайтесь. Цена любой дуэли - жизнь. Не так ли? Если вы закончите первым, вас - по желанию - расстреляют или вздернут.
- А если вы опростоволоситесь, то вам отрубят голову?
Император протестующе фыркнул, надменно заложив руку под жилет.
- Наполеон не знает поражений!
- Но мы должны биться в одинаковых условиях.
- Давайте договоримся так, - Наполеон задумчиво поскреб под жилетом. - Поскольку поражение в русской кампании для меня хуже смерти, то, в случае вашей победы на ложе любви, я немедленно прикажу моей армии оставить Москву. Надеюсь, вас это удовлетворит?
- Вполне! Когда начнем?
- Теперь же, если вам не терпится.
- К чему откладывать? На женщин у меня постоянный аппетит.
- Я тоже не жалуюсь. Не думайте, что вы один такой прожорливый.
- Опомнитесь, мон сир! - вмешался Коленкур, взволнованно заламывая руки. - Всему миру известно, что ваша единственная страсть - это война.
Наполеон сделал строгое лицо.
- Запомните, Арман, война это больше, чем страсть. Это любовь до гроба! А что касается страстей, то вам ли не знать о моих альковных запросах... - Император взял обершталмейстера за ухо. - Признавайтесь, сколько раз в сутки вы бегаете к мадам Сисико за девочками для меня?
- А-а... сколько? - испуганно переспросил Коленкур.
Наполеон трижды дернул его за мочку уха.
- Ну! Сколько?
- Э-э... не менее трех раз, мон сир.
- Вот! И не надо писать в мемуарах, что ваш император раньше пел в ватиканском хоре мальчиков.
- А я и не писал, мон сир, - обиделся Коленкур.
- И на том спасибо. Ну-ну, не надо делать такую кислую мину! У меня от нее скоро будет изжога.
- Тогда отпустите, пожалуйста, мое ухо, сир...
- Какой же вы у меня ранимый... - Наполеон потрепал его за щеку. - Выше голову, мон шер! За вашу исключительную преданность я, быть может, все-таки дам согласие на ваш брак с Гиеной де Козлини. Хотя я всегда был против женитьбы на разведенных. А кроме того... что это за имя такое - Гиена де Козлини!
- Вы вечно путаете, сир. Ее зовут Адриенна де Канизи.
- Не многим лучше! Месье Ржевский, как вам эта Адриенна?
- Пардон, я, кажется, не имел удовольствия с ней переспать.
- Я говорю об имени.
- Для постели - так все равно, - рассудил поручик. - Но вообще-то уж больно на гангрену похоже.
- Слышали, Арман? Разведенная, раз, гангрена, два...
- Это дело вкуса, мон сир.
- Прошу прощения, синьоры, - не выдержал поручик, - я дождусь, черт побери, обещанной мне женщины или нет?!
Наполеон, казалось, и сам был рад оборвать затянувшийся спор.
- Не испытывайте мое терпение, Арман. Скорее отправляйтесь к мадам Сисико!
Коленкур надулся.
- Это обязанность Констана, сир. Я обершталмейстер, а не камердинер.
- Какая разница? Считайте, что я послал вас в конюшню за лошадками.
- Может, лучше послать в Париж за Жозефиной? - заносчиво выпалил обершталмейстер.
В глазах Бонапарта засверкали молнии.
- А вы неплохо бы смотрелись в роли придворного шута, Арман! Ступайте, куда вам велят. Пусть мадам Сисико приведет сюда двух красоток. Одну - мне, другую - Ржевскому.
Коленкур церемонно наклонил голову, но не тронулся с места.
Наполеон топнул ногой:
- Ну, что еще?
- А ваш личный доктор, мон сир? Вдруг во время дуэли что не так...
- Что не так? - прошипел император, испепеляя его взглядом. - А так - это как?
- Ваша недавняя простуда...
- Мат твую эфиоп, что вы себе позволяете! - в истерике вскричал Наполеон, и его словно прорвало: - Я здоров как бык! Мне не нужны пилюли и примочки! Я за одну ночь могу употребить всех парижских кокоток от Лувра до Версаля! Всех до единой! Туда и обратно! И обратно их туда же. И вашу жену, если угодно, и жен детей ваших. И всех сестер вашей жены и дочерей с племянницами. И всех их за одну ночь! Слышите вы? За одну ночь!! Где моя шляпа?
- Не знаю, сир.
- Вы ничего не знаете! Тогда отдайте вашу.
Сдернув с него треуголку, Наполеон швырнул ее на пол и стал топтать обеими ногами.
- Знали бы вы, несчастный коленкуришка, каков я в пеньюаре... тьфу!.. то есть в беньюаре... нет, не в беньюаре, а в будуаре! в постели, черт возьми! - кричал Бонапарт, брызжа слюною, как картечью. - Зачем мне Луакре? Он не в состоянии вылечить меня даже от насморка! У него самого - с детства неопущение яичка. Как будто это так сложно - взять и оттянуть его книзу. Как гирю на часах... Вы этого не знали, а? По лицу вижу, что знали. Что же вы ему тогда не помогли?
- Но я же не доктор, мон сир.
- Ах, вы не доктор. Эфиоп твую мат! А кто доктор? Луакре - доктор? Великий укротитель пиявок! Что он еще умеет, кроме как пускать кровь? Это и я умею. Только он - кому придется, а я - всему миру!
- Он еще ставит клизмы...
- Браво! Вот оно - пагубное влияние творений маркиза де Сада. Пусть Луакре отныне ставит клизмы сам себе! Три раза в день и непременно после еды. Подготовьте декрет - я подпишу... - Наполеон устало опустился в кресло, вытирая вспотевшее лицо. - А впрочем, зовите, кого хотите, - проговорил он, вяло махнув рукой. - И не забудьте про барабанщика.
Коленкур разинул рот.
- С барабаном, мон сир?
- Нет, с русской балалайкой! Идите, идите, мон шер, я устал от ваших глупых вопросов.
Расстроенный обершталмейстер, подобрав свою истоптанную шляпу, поплелся из зала.
Наполеон посмотрел на Ржевского:
- Как вам это нравится, месье? Суета сует! И так - каждый день. Во истину, судьбы мира вершатся не на полях сражений, а на императорском ковре...
Ржевский напряженно молчал. Его сейчас ничто не занимало, кроме мыслей об обещанной ему женщине и судьбе Москвы.
Упомянув об императорском ковре, Наполеон вдруг тоже вспомнил о женщинах и, не откладывая, распорядился привести место дуэли в надлежащий вид.
Пажи быстро образовали на полу два низких ложа, на расстоянии пяти шагов одно от другого, и, взбив подушки, пристроили их в изголовья. глава 55