Глава 25

ПОЦЕЛУЙ ФЕЛЬДМАРШАЛА


Фельдмаршал Кутузов любил целоваться.
Он любил целоваться утром, днем и вечером, со сна и после еды, на прогулке и в бане, в гостях и на военных советах.
Но более всего Кутузов любил, чтобы целовали его, и притом в указанное им место. В армии удостоиться чести поцеловать фельдмаршала почиталось за великое счастье и приравнивалось к ордену св.Георгия 4-й степени.
Место, в которое военным чинам дозволялось целовать великого полководца, определяла строжайшая субординация.
Генералам было позволено целовать фельдмаршала в губы, штаб-офицерам - в щеку, обер-офицерам - в шею, унтер-офицерам - в плечо.
Простым солдатам Кутузов целовать себя не разрешал, помня о суворовском афоризме: "Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом".
Если какому-нибудь егерю приходила в голову шальная мысль чмокнуть фельдмаршала в ухо, тот лениво загораживался рукой, говоря с усмешкой:
- Э-э, нет, погоди, голубчик. Экий ты шустрый, право! Дослужись до эполет, тогда и полюбезничаем.
После встречи двух русских армий в Смоленске, необходимость единого командующего настолько сильно утвердилась в военных кругах и в высшем свете, что царь Александр засыпал с именем Кутузова и просыпался с ним же.
Несчастный самодержец, с младых ногтей мечтавший о славе Александра Македонского, но терпевший в военных баталиях одни поражения, - находился на грани истерики. Он завидовал Кутузову и не любил его. Давно, еще со времен поражения под Аустерлицем, Александру часто снился седой старец с черной повязкой на правом глазу, который грозил ему кулаком, заставляя целовать себя в засос.
Чтобы избавиться от ночных кошмаров, у царя не было иного выбора, как умилостивить действительность. Вскоре после начала войны он назначил Кутузова командующим московского ополчения, потом отрядил под его начало питерских ополченцев, и, наконец, отдал на откуп все северные сухопутные войска и флотилию впридачу.
После этих благодеяний весь июль Александру снились только полевые цветы и луговые травы.
Но сегодняшней ночью царю опять явился Кутузов и попросил поцеловать его в совсем уж непотребное место.
Истошный крик, раздавшийся из царской почивальни, переполошил весь Каменный остров. Лакеи застали Александра I сидевшим на краю постели. Тупо глядя прямо перед собой, он твердил:
- Нет, не хочу! Это невозможно! Чур меня! Чур!
По лицу самодержца струился холодный пот. Он вдруг вспомнил, что назначил на сегодня Кутузову аудиенцию. Отменить? Поздно! Все бумаги о назначении Кутузова главнокомандующим русской армии были подписаны и по штабам уже были разосланы соответствующие предписания.
Александр перекрестился, положившись на Божью волю.
Полдня пролетело незаметно.
Когда Михаил Илларионович Кутузов вошел в большой, залитый вечерним солнцем кабинет, царь вздрогнул и быстро отошел за письменный стол в дальнем углу.
Женственно-мягкое лицо Александра стало красным от душевного волнения. Достав платок, он промокнул вспотевший лоб.
Кутузов знал, зачем он здесь оказался. И это знание придавало ему уверенности и спокойствия.
Тяжело ступая, он подошел к противоположной стороне стола, молча поклонился.
- Как вы себя чувствуете, Михайло Ларионович? - спросил царь, пряча взгляд.
- Спасибо, ваше величество, - добродушно ответил Кутузов. - Чувствую я себя хорошо, не считая глаза.
- Вас не обременяют военные хлопоты? Не желаете ли уйти на покой?
"А не желает ли ваше величество поцеловать меня в жопу?" - подумал Кутузов.
Словно угадав мысли фельдмаршала, Александр тщательно вытер губы платком.
- Я еще повоюю, государь, - сказал фельдмаршал. - Есть еще порох в пороховницах.
- А я сегодня очень скверно спал! - вдруг вырвалось у Александра. - И голова до сих пор болит.
- Это к грозе, ваше величество, не иначе. Грозовое лето выдалось в этом году.
- Да, да, увы...
Царь тяжело вздохнул. И, сморщив лицо, с мучительным усилием объявил:
- Я нашел нужным поставить над всеми действующими армиями и ополчением единого главнокомандующего. Комитет, мною назначенный, избрал на этот пост вас, Михайло Ларионович.
- Ваше императорское величество, - произнес Кутузов, пустив слезу (старик вообще был очень слезлив), - у меня нет слов, чтобы выразить вам свою глубочайшую признательность за столь высокое доверие. Я не пощажу жизни, чтобы доказать свою преданность Отечеству и вашему величеству. - Фельдмаршал протянул к царю руки. - Всемилостивейший государь...
- Нет! - взвизгнул Александр. - Не надо этих фамильярностей! Я не хочу.
Кутузов растерянно заморгал здоровым глазом, из которого продолжали литься слезы.
- Ну, пожалуйста, Михайло Ларионович, я вас прошу, не надо, - бормотал царь, борясь с желанием залезть под стол. - Отправляйтесь скорей в армию... вас там ждут.
- Осмелюсь просить... денег на дорогу, - сказал Кутузов. - Чтобы не обременять расходами мое семейство.
- Ах денег... - выдохнул Александр, передернув плечами. - Конечно, Михайло Ларионович. Этого - сколько угодно. Ради бога! Жалую вам десять тысяч.
- Премного благодарен, ваше величество, - низко поклонился Кутузов и степенно вышел из кабинета.
Александр без единой кровинки на лице рухнул в кресло, прикрыв глаза рукой. Ему не верилось, что он так дешево отделался от фельдмаршала.
Кутузов ехал домой, счастливо улыбаясь. У него были свои счеты с этим дерзким мальчишкой - Наполеоном. И теперь меч возмездия оказался в его руках.
- Погоди же, голубчик Буонапарте, - ворчал себе под нос фельдмаршал, - я тебя еще отшлепаю по голой корсиканской попке!
Умиротворенный этой мыслью, старик опустил подбородок на грудь и задремал.
При всей своей любви к лобызаниям, Кутузов порой проявлял в этих вопросах наивысшее благоразумие и сдержанность. Если бы теперь он позволил целовать себя всем желавшим поздравить его с новым назначением, его непременно зацеловали бы до смерти. И потому по возвращении домой великий полководец велел домашним не пускать к себе никого с цветами и конфетами.
В воскресенье 11 августа Михаил Илларионович Кутузов надел на голову кавалергардскую фуражку с красным околышем, повязал незрячий глаз черной повязкой и тронулся в путь.

глава 26