Глава 19

АМАЗОНКИ


В одно прекрасное утро Денис Давыдов вызвал к себе в палатку Ржевского.
- Представляешь, братец, - сказал он, расчесывая гребнем свои пышные бакенбарды. - Ко мне в батальон просятся барышни.
- Ну! - открыл рот поручик. - И смазливые?
Давыдов усмехнулся.
- Кровь с молоком! И предводительница ихняя очень мила. Агнесой Харитоновной величают. 
- А как она того-с?
- Чего-с?
- Девица или...
- Дворянка из соседнего поместья. А пятеро девушек с ней - ее крепостные. Она давеча явилась ко мне с интересным предложением.
- Переспать?
- Тьфу ты, черт! - крякнул Давыдов. - Угомонись, Ржевский, ей-богу. Агнеса Харитоновна желает вместе с нами бить француза.
- Молодец! Только бабье ли это дело - мужикам кровь пускать?
- Бабье не бабье, а, видать, большой зуб на французов имеет. Говорит, или с вами, или сами. Как ты думаешь, брать их или нет?
- Конечно брать. Мы их прелести своей грудью прикроем. А то пропадут почем зря.
- Вот и я думаю. Но если уж этих амазонок к нам зачислять, то мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь из наших ими командовал и опекал.
Ржевский зашевелил усами. 
Глядя на него, Давыдов усмехнулся.
- Меня женщины никогда особенно слушались. Может, под твое начало их определить?
- Завсегда готов-с!
- Знамо дело, - засмеялся Давыдов. - Только командовать отрядом женщин, это тебе не котильоны на балу крутить. К тому же Агнеса Харитоновна - девица строгих правил. На ней где сядешь, там и слезешь.
- А что, уже пробовал?
- Мда-а, - вздохнул Давыдов, потерев ладонью щеку. - Рука у нее тяжелая.
- Ничего, я их объезжу, будут у меня как шелковые. В военном деле дисциплина - первейшая вещь. Я им это сразу впендю... объясню.
- Но чтоб деликатно.
- А как же-с! С любовью и тактом.
Давыдов погрозил пальцем. 
- Смотри, Ржевский, не вздумай кого-либо из них обрюхатить. Сей факт буду расценивать как предательство интересов Отечества.
У поручика вытянулось лицо.
- А разве не в интересах Отечества, чтобы новые гусары нарождались?
- В мирное время - пожалуйста, сколько влезет. А сейчас, извини.
- Эх, Денис, под самый корешок рубишь! - сплюнул поручик. - А впрочем, мы же Наполеона еще до осени разобьем. За такой срок ни одно пузо не набухнет.
- Ты это брось, братец, - рассердился Давыдов. - Крестьянок тебе мало? В какой бы деревне не стояли, везде тебе любовницы нашлась.
- Ну, положим, не только мне. Забыл, как я тебе недавно молодку конопатую сосватал?
Давыдов заулыбался.
- Как же, помню. Я потом даже стих сочинил: "О ты, девица, что, воркуя, меня целуешь под усы, лишь об одном тебя молю я..." 
- Скорей бежим со мной в кусты! - хмыкнул Ржевский.
- "...не забывай меня, пиши", - закончил Давыдов, укоризненно качая головой. - Экий ты, братец, рифмоплет. Такой славный стишок испортил!
- При чем тут я, коли рифма напросилась! Да и зазноба твоя неграмотная. Чего она тебе такого напишет?
- Хм, хм... ты прав, надо переделать. - Наморщив лоб, Давыдов забубнил себе под нос: - Не забывай меня, пиши... пиши-туши-души-стреляй... тьфу, бредятина... Пиши-суши-маши-руби-коли... опять чепуха... Пиши-круши-груши-яблоки... нет, не то... яблоки-груши-глуши... Вот оно! Не забывай меня в глуши!
- А забудет, не беда - другую найдем. Мало ли на свете баб-с?
- Ладно, Ржевский, любовь любовью, но чтоб никаких животов. Хоть на дерево лезь! Понятно?
- Эх, не выросла еще та высокая сосна...
- Хватит смеяться, пойдем лучше я тебя с барышнями познакомлю.
Они вышли из палатки.
На лесной опушке весело щебетала стайка девушек, окруженных гусарами. Кто-то предлагал им покурить трубку, кто-то звал по грибы, по ягоды.
- Посерьезней, посерьезней, господа, вы не в балагане! - заявил Ржевский, быстро разогнав всех соперников чистить лошадей и точить сабли.
Агнеса Харитоновна оказалась курчавой шатенкой с породистым лицом.
Едва Ржевский был представлен молодой дворянке, на ее щеках расцвели пурпурные розы. Когда Давыдов удалился, и Ржевский принялся рассуждать о превосходстве кавалерии над пехотой и жеребцов над кобылами, - краска на лице его новой знакомой сделалась постоянной.
- Что вы смотрите на меня, как на племенную лошадь? - с вызовом сказала девушка, перехватив его чересчур откровенный взгляд.
- Помилуйте, сударыня, я всего лишь прикидываю, хорошо ли вам будет держаться в седле.
- А что?
- Извольте-с, объясню. - Взяв ее под руку, Ржевский пошел с ней вдоль строя дворовых девушек. - У простых девиц кость широкая и мясца в нужных местах вдоволь. Убедитесь сами. - Он завел ее к ним в тыл. - Разве не так? 
- Так, - растерянно произнесла Агнеса.
- А у благовоспитанных дам седалище обычно узковато для гусарских дел!
Она с возмущением выдернула руку.
- Каких еще гусарских дел? Что за странные намеки вы себе позволяете, господин поручик?
- Под гусарскими делами я подразумеваю всего лишь скачку на лошади и прочие кавалерийские приемы.
- И к какому выводу вы пришли?
- Задок-с у вас, что надо, сударыня! - сказал поручик, раскрыв в широкой улыбке рот.
И тут же получил пощечину. Девушки захихикали. 
- Я же имел в виду: с точки зрения военной науки, - рассердился Ржевский. - За что вы дали мне оплеушину?
- Нельзя было не дать, - отвечала молодая дворянка. - Мое воспитание не позволяет оставлять безнаказанными подобные пассажи от мужчин.
- Я прежде всего ваш командир, сударыня. А какой я мужчина, надеюсь, вы еще узнаете.
Она опять ударила его по щеке.
- Три тысячи чертей! - воскликнул Ржевский. - Как ножом по сердцу!
- Простите, господин поручик, я не могла сдержаться. Меня так воспитали.
- Что ж вы всё по одной щеке-то лупите? Били б попеременно.
- Расскажите еще чего-нибудь про гусарские дела. Как я понимаю, у меня в запасе две пощечины.
- Нет уж, лучше в другой раз.
Вечером Давыдов спросил у Ржевского наедине:
- Ну как, братец, тебе Агнеса Харитоновна?
- Целка!
- Уже проверил?!
- Ежели б я проверил, она бы таковой уже не была.
- Тогда откуда знаешь?
- У меня на целок нюх. Поверишь ли, влюблен без памяти!
- Ты что, шельмец, задумал?
- Как что? Будем ломать!
- Поручик Ржевский! - рявкнул Давыдов.
- А?
- Отставить кобеляж! Мы же договорились.
- Но уж больно хороша. Аж штаны трещат!
- Заплату пришей!
- Мозоль натрет.
- Тогда используй старинную хитрость.
- Это какую же?
- А такую. Едва тебе захочется женщину, сразу думай о дохлых кошках. Непременно должно полегчать!

глава 20