Глава 33

БИТВА ГУРМАНОВ


Фельдмаршал Кутузов никогда не жаловался на аппетит. Но наивысшее наслаждение от еды он получал, если вокруг него свистели ядра и пули.
Когда русская армия, преследуемая Наполеоном, достигла деревни Бородино, у Михаила Илларионовича от мысли, что Москва уже не за горами, - начало посасывать в желудке. И он решил дать генеральное сражение.
Начало битвы пришлось на завтрак фельдмаршала, ее разгар - на обед, а под ужин она стала затихать.
Весь день Кутузов провел на покрытой ковром лавке в центре русской позиции - на кургане в Горках, откуда сражение было видно как на ладони.
Пока фельдмаршал завтракал, французы обрушились всей своей мощью на левый флаг русской армии, защищаемый князем Багратионом.
Багратион неистово оборонялся, но силы были слишком неравны. Ряды защитников таяли с каждой минутой. Князь, видя, что его багратионовы флеши превращаются в плеши, трижды посылал к Кутузову гонца за помощью из резерва. Но всякий раз главнокомандующий поворачивался к его адъютанту незрячим глазом и по-стариковски ворчал:
- Резервы?! Какие резервы, голубчик? Бутерброд с колбасой - мои резервы! Коли я их теперь отдам, с чем мне тогда ужинать?
Вскоре Багратион был тяжело ранен. Узнав об этом, Кутузов уронил слезу в недопитый чай и велел немедля направить на левый фланг подкрепление. Как водится на Руси, резервы долго запрягали, и помощь опоздала на два часа.
Наполеон Бонапарт с начала сражения находился со своей свитой на кургане Шевардинского редута.
Император Франции сидел на складном стуле, положив одну ногу перед собой на барабан, с флегматичным видом созерцая в трубу картины сражения. На его глазах русские снаряды месили тесто из сильных, красивых европейских мужчин, о желудках которых он еще недавно столь трогательно заботился, оставаясь теперь совершенно равнодушным к тому, успеют ли они переварить вчерашние сухари до того, как сами превратятся в chair a canon /пушечное мясо (фр.)/.
Наполеон ничего не ел и не пил. Но все равно постоянно отлучался за дерево, проклиная свою недавнюю невоздержанность в употреблении пунша.
После сырой бессонной ночи император чувствовал себя совершенно разбитым. Кроме дизурии, его мучил насморк и сухой кашель. Он не переставая сосал пастильки от простуды, которые помогали ему как мертвому припарки.
От нервного истощения у императора кружилась голова и сводило судорогой икры. Он часто скрещивал на груди руки, как-будто был одолеваем глубокими раздумьями, а на самом деле просто боролся с приступами озноба. Серая шинель совсем не грела. Доктор Луакре умолял Наполеона одеть шубу или хотя бы завернуться в одеяло, но император в ответ громко сморкался и говорил: "Allez vous..." /"Убирайтесь к..." (фр.)/.
Военный оркестр неподалеку играл бравурные марши, заглушая распоряжения, которые сиплым голосом отдавал Наполеон. Адъютанты и посыльные не решались переспрашивать императора, и оттого почти все его приказы выполнялись шиворот-навыворот.
Битва шла своим чередом.
Летали ядра, сверкали штыки, развевались знамена. Грохотали пушки, ржали лошади, кричали люди. Клубящийся по полю дым от выстрелов и пожаров укутывал, словно саваном, растущие горы тел.
Деревня Бородино, на правом фланге 1-й армии Барклая, была почти сразу захвачена французами, но дальше они пробиться на смогли из-за яростного сопротивления русских егерей.
Барклай де Толли, которого с начала войны незаслуженно обвиняли в трусости, в этот день искал смерти по всему Бородинскому полю. Он нарочно подставлял голову под пули, но они отскакивали от его блестящей лысины, как от стенки горох. Генерал бесстрашно смотрел смерти в глаза, и Смерть стыдливо отводила взор, срывая злобу на генеральских лошадях, убивая их под ним одну за другой.
Курганная батарея на левом фланге, обороняемая 2-я армией Багратиона, в отсутствии раненного князя несколько раз переходила из рук в руки, но к полудню все же пала под натиском маршала Нея.
Флигель-адъютант Вольцоген приехал к Кутузову с донесением от вездесущего Барклая, что левый фланг рухнул. Вольцоген прибавил от себя, что наблюдал среди солдат и офицеров растерянность и панику.
Кутузов в это время с трудом жевал жаренную курицу, полагая, что вид обедающего под пулями главнокомандующего должен поддерживать в войсках боевой дух и уверенность в победе.
Сообщение Вольцогена заставило старого фельдмаршала в волнении подняться на ноги.
Кутузов пошел на флигель-адъютанта, грозно размахивая куриной ножкой.
- Как вы... как вы смеете, голубчик! - захлебываясь, кричал он. - Что вы видели? Вы ничего не видели! Хрен с редькой вы видели! Передайте от меня генералу Барклаю приятного аппетита. Он, должно быть, скверно позавтракал. Я лучше его знаю ход сражения. Неприятель побежден, и завтра мы погоним его со священной земли русской!
Кутузов перекрестился куриной ножкой и доел ее со слезами на глазах.
В этот момент на кургане появился генерал Раевский. Он сообщил, что войска твердо стоят на своих местах и французы более не смеют атаковать.
- Вот он, мой герой! - воскликнул Кутузов, обнял Раевского и крепко его расцеловал.
А Вольцоген уехал к Барклаю не солоно хлебавши.

глава 34